Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш
дом был первый
в столице и чтоб у меня
в комнате такое было амбре, чтоб нельзя было
войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Оборванные нищие,
Послышав запах пенного,
И те пришли доказывать,
Как счастливы они:
— Нас у порога лавочник
Встречает подаянием,
А
в дом войдем, так из
домуПроводят до ворот…
Чуть запоем мы песенку,
Бежит к окну хозяюшка
С краюхою, с ножом,
А мы-то заливаемся:
«Давать давай — весь каравай,
Не мнется и не крошится,
Тебе скорей, а нам спорей...
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она
войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай
в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному
дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
Неприятно мне
входить в этот
дом.
Туман, застилавший всё
в ее душе, вдруг рассеялся. Вчерашние чувства с новой болью защемили больное сердце. Она не могла понять теперь, как она могла унизиться до того, чтобы пробыть целый день с ним
в его
доме. Она
вошла к нему
в кабинет, чтоб объявить ему свое решение.
― Может быть, не принимают? ― сказал Левин,
входя в сени
дома графини Боль.
И, не спросив у отворившего дверь артельщика,
дома ли, Степан Аркадьич
вошел в сени. Левин шел за ним, всё более и более сомневаясь
в том, хорошо или дурно он делает.
— Ну вот видишь ли, что ты врешь, и он
дома! — ответил голос Степана Аркадьича лакею, не пускавшему его, и, на ходу снимая пальто, Облонский
вошел в комнату. — Ну, я очень рад, что застал тебя! Так я надеюсь… — весело начал Степан Аркадьич.
«А ничего, так tant pis», подумал он, опять похолодев, повернулся и пошел. Выходя, он
в зеркало увидал ее лицо, бледное, с дрожащими губами. Он и хотел остановиться и сказать ей утешительное слово, но ноги вынесли его из комнаты, прежде чем он придумал, что сказать. Целый этот день он провел вне
дома, и, когда приехал поздно вечером, девушка сказала ему, что у Анны Аркадьевны болит голова, и она просила не
входить к ней.
Анна уже была
дома. Когда Вронский
вошел к ней, она была одна
в том самом наряде,
в котором она была
в театре. Она сидела на первом у стены кресле и смотрела пред собой. Она взглянула на него и тотчас же приняла прежнее положение.
Пред тем как уезжать из
дома, Вронский
вошел к ней. Она хотела притвориться, что ищет что-нибудь на столе, но, устыдившись притворства, прямо взглянула ему
в лицо холодным взглядом.
Василий Лукич между тем, не понимавший сначала, кто была эта дама, и узнав из разговора, что это была та самая мать, которая бросила мужа и которую он не знал, так как поступил
в дом уже после нее, был
в сомнении,
войти ли ему или нет, или сообщить Алексею Александровичу.
— Извините меня: я, увидевши издали, как вы
вошли в лавку, решился вас побеспокоить. Если вам будет после свободно и по дороге мимо моего
дома, так сделайте милость, зайдите на малость времени. Мне с вами нужно будет переговорить.
Прогулку сделали они недалекую: именно, перешли только на другую сторону улицы, к
дому, бывшему насупротив гостиницы, и
вошли в низенькую стеклянную закоптившуюся дверь, приводившую почти
в подвал, где уже сидело за деревянными столами много всяких: и бривших и не бривших бороды, и
в нагольных тулупах и просто
в рубахе, а кое-кто и во фризовой шинели.
Незадолго перед ужином
в комнату
вошел Гриша. Он с самого того времени, как
вошел в наш
дом, не переставал вздыхать и плакать, что, по мнению тех, которые верили
в его способность предсказывать, предвещало какую-нибудь беду нашему
дому. Он стал прощаться и сказал, что завтра утром пойдет дальше. Я подмигнул Володе и вышел
в дверь.
Войдя в кабинет с записками
в руке и с приготовленной речью
в голове, он намеревался красноречиво изложить перед папа все несправедливости, претерпенные им
в нашем
доме; но когда он начал говорить тем же трогательным голосом и с теми же чувствительными интонациями, с которыми он обыкновенно диктовал нам, его красноречие подействовало сильнее всего на него самого; так что, дойдя до того места,
в котором он говорил: «как ни грустно мне будет расстаться с детьми», он совсем сбился, голос его задрожал, и он принужден был достать из кармана клетчатый платок.
По ее мнению, такого короткого знакомства с богом было совершенно достаточно для того, чтобы он отстранил несчастье. Она
входила и
в его положение: бог был вечно занят делами миллионов людей, поэтому к обыденным теням жизни следовало, по ее мнению, относиться с деликатным терпением гостя, который, застав
дом полным народа, ждет захлопотавшегося хозяина, ютясь и питаясь по обстоятельствам.
Мещанин
вошел в ворота одного большого
дома.
Контора была от него с четверть версты. Она только что переехала на новую квартиру,
в новый
дом,
в четвертый этаж. На прежней квартире он был когда-то мельком, но очень давно.
Войдя под ворота, он увидел направо лестницу, по которой сходил мужик с книжкой
в руках; «дворник, значит; значит, тут и есть контора», и он стал подниматься наверх наугад. Спрашивать ни у кого ни об чем не хотел.
В дом войти нельзя; здесь незваные не ходят.
Мы
вошли в комендантский
дом.
Итак, я был
в доме коменданта, Марья Ивановна
входила ко мне.
Полный тревожными мыслями, я
вошел в комендантский
дом…
Избалованный ласковым вниманием
дома, Клим тяжко ощущал пренебрежительное недоброжелательство учителей. Некоторые были физически неприятны ему: математик страдал хроническим насморком, оглушительно и грозно чихал, брызгая на учеников, затем со свистом выдувал воздух носом, прищуривая левый глаз; историк
входил в класс осторожно, как полуслепой, и подкрадывался к партам всегда с таким лицом, как будто хотел дать пощечину всем ученикам двух первых парт, подходил и тянул тоненьким голосом...
«Поярков», — признал Клим,
входя в свою улицу. Она встретила его шумом работы, таким же, какой он слышал вчера. Самгин пошел тише, пропуская
в памяти своей жильцов этой улицы, соображая: кто из них может строить баррикаду? Из-за угла вышел студент, племянник акушерки, которая раньше жила
в доме Варвары, а теперь — рядом с ним.
Через несколько дней Самгин одиноко сидел
в столовой за вечерним чаем, думая о том, как много
в его жизни лишнего, изжитого. Вспомнилась комната, набитая изломанными вещами, — комната, которую он неожиданно открыл
дома, будучи ребенком.
В эти невеселые думы тихо, точно призрак,
вошел Суслов.
Войдя в свою улицу, он почувствовал себя
дома, пошел тише, скоро перед ним встал человек с папиросой
в зубах, с маузером
в руке.
Приехав
в город,
войдя во двор
дома, Клим увидал на крыльце флигеля Спивак
в длинном переднике серого коленкора; приветственно махая рукой, обнаженной до локтя, она закричала...
Войдя во двор угрюмого каменного
дома, Самгин наткнулся на группу людей,
в центре ее высокий человек
в пенсне, с французской бородкой, быстро, точно дьячок, и очень тревожно говорил...
Костер стал гореть не очень ярко; тогда пожарные,
входя во дворы, приносили оттуда поленья дров, подкладывали их
в огонь, — на минуту дым становился гуще, а затем огонь яростно взрывал его, и отблески пламени заставляли
дома дрожать, ежиться.
Загнали во двор старика, продавца красных воздушных пузырей, огромная гроздь их колебалась над его головой; потом
вошел прилично одетый человек, с подвязанной черным платком щекою; очень сконфуженный, он, ни на кого не глядя, скрылся
в глубине двора, за углом
дома. Клим понял его, он тоже чувствовал себя сконфуженно и глупо. Он стоял
в тени, за грудой ящиков со стеклами для ламп, и слушал ленивенькую беседу полицейских с карманником.
Чебаков. Так вот что, Бальзаминов: нельзя иначе, надо непременно башмачником. А то как же вы к ним
в дом войдете? А вы наденьте сертук похуже, да фуражку, вот хоть эту, которая у вас
в руках, волосы растреплите, запачкайте лицо чем-нибудь и ступайте. Позвоните у ворот, вам отопрут, вы и скажите, что, мол, башмачник, барышням мерку снимать. Там уж знают, вас сейчас и проведут к барышням.
Все тихо
в доме Пшеницыной.
Войдешь на дворик и будешь охвачен живой идиллией: куры и петухи засуетятся и побегут прятаться
в углы; собака начнет скакать на цепи, заливаясь лаем; Акулина перестанет доить корову, а дворник остановится рубить дрова, и оба с любопытством посмотрят на посетителя.
Первенствующую роль
в доме играла супруга братца, Ирина Пантелеевна, то есть она предоставляла себе право вставать поздно, пить три раза кофе, переменять три раза платье
в день и наблюдать только одно по хозяйству, чтоб ее юбки были накрахмалены как можно крепче. Более она ни во что не
входила, и Агафья Матвеевна по-прежнему была живым маятником
в доме: она смотрела за кухней и столом, поила весь
дом чаем и кофе, обшивала всех, смотрела за бельем, за детьми, за Акулиной и за дворником.
Только братца одного не видит он совсем или видит, как мелькает большой пакет мимо окон, а самого его будто и не слыхать
в доме. Даже когда Обломов нечаянно
вошел в комнату, где они обедают, сжавшись
в тесную кучу, братец наскоро вытер пальцами губы и скрылся
в свою светлицу.
Теперь она собиралась ехать всем
домом к обедне и
в ожидании, когда все домашние сойдутся, прохаживалась медленно по зале, сложив руки крестом на груди и почти не замечая домашней суеты, как
входили и выходили люди, чистя ковры, приготовляя лампы, отирая зеркала, снимая чехлы с мебели.
Она с ужасом отворотилась от деревни и
вошла в сад, остановилась, озираясь вокруг, не узнавая
домов, двора.
И Татьяна Марковна, наблюдая за Верой, задумывалась и как будто заражалась ее печалью. Она тоже ни с кем почти не говорила, мало спала, мало
входила в дела, не принимала ни приказчика, ни купцов, приходивших справляться о хлебе, не отдавала приказаний
в доме. Она сидела, опершись рукой о стол и положив голову
в ладони, оставаясь подолгу одна.
— Я только, как полицмейстер, смотрю, чтоб снаружи все шло своим порядком, а
в дома не
вхожу, пока не позовут, — прибавила Татьяна Марковна.
— Вот будто я тихонько
вошла в графский
дом, — начала она, — прямо
в галерею, где там статуи стоят.
Он вздохнул, и они молча дошли до Владимирской церкви, свернули
в переулок и
вошли в подъезд барского
дома.
А что он читал там, какие книги,
в это не
входили, и бабушка отдала ему ключи от отцовской библиотеки
в старом
доме, куда он запирался, читая попеременно то Спинозу, то роман Коттен, то св. Августина, а завтра вытащит Вольтера или Парни, даже Боккачио.
Они протащили меня версты три с лишком, по жаре, до институтов,
вошли в деревянный одноэтажный
дом, — я должен сознаться, весьма приличный, — а
в окна видно было
в доме много цветов, две канарейки, три шавки и эстампы
в рамках.
В одном весьма честном
доме случилось действительно и грешное и преступное дело; а именно жена одного известного и уважаемого человека
вошла в тайную любовную связь с одним молодым и богатым офицером.
Я жил близ Вознесенского моста,
в огромном
доме, на дворе. Почти
входя в ворота, я столкнулся с выходившим от меня Версиловым.
Дома Версилова не оказалось, и ушел он действительно чем свет. «Конечно — к маме», — стоял я упорно на своем. Няньку, довольно глупую бабу, я не расспрашивал, а кроме нее,
в квартире никого не было. Я побежал к маме и, признаюсь,
в таком беспокойстве, что на полдороге схватил извозчика. У мамы его со вчерашнего вечера не было. С мамой были лишь Татьяна Павловна и Лиза. Лиза, только что я
вошел, стала собираться уходить.
У меня накипело. Я знал, что более мы уж никогда не будем сидеть, как теперь, вместе и что, выйдя из этого
дома, я уж не
войду в него никогда, — а потому, накануне всего этого, и не мог утерпеть. Он сам вызвал меня на такой финал.
Я забежал и к маме, но не
вошел, а вызвал Лукерью
в сени; от нее узнал, что он не был и что Лизы тоже нет
дома.
— И вот, завтра я
в три часа у Татьяны Павловны,
вхожу и рассуждаю так: «Отворит кухарка, — вы знаете ее кухарку? — я и спрошу первым словом:
дома Татьяна Павловна? И если кухарка скажет, что нет
дома Татьяны Павловны, а что ее какая-то гостья сидит и ждет, — что я тогда должен заключить, скажите, если вы… Одним словом, если вы…»
И поехал Максим Иванович того же дня ко вдове,
в дом не
вошел, а вызвал к воротам, сам на дрожках сидит: «Вот что, говорит, честная вдова, хочу я твоему сыну чтобы истинным благодетелем быть и беспредельные милости ему оказать: беру его отселе к себе,
в самый мой
дом.